Ультиматум Борна - Страница 219

219

— Мне наплевать на Огилви! — взорвался Джейсон, его голос звучал напряженно, челюсть дрожала. — Я здесь ради Карлоса!

— Священник? — спросил полковник, отходя от столика.

— Так точно.

— Это просто. Мы посадим генерала Родченко на очень длинный поводок, который он не почувствует и не увидит. Держать поводок будете вы. Он обязательно встретится со своим священным Шакалом еще раз.

— Это все, что мне нужно, — сказал Джейсон Борн.

Генерал Григорий Родченко сидел за столиком у окна в ресторане «Ласточка» у Крымского моста Москвы-реки. Это было его излюбленным местом для полуночных обедов; огни на мосту и неторопливых суднах приятно расслабляли глаза, что было полезно для обмена веществ. Ему была необходима успокаивающая атмосфера, потому что последние два дня все шло наперекосяк. Был ли он прав? Верны ли были его инстинкты? Он не мог знать этого в тот момент, но эти самые инстинкты позволили ему пережить в молодости сумасшедшего Сталина, буйного Хрущева — в зрелости, и вальяжного Брежнева несколькими годами позже. Потом новая Россия при Горбачеве, фактически, новый Советский Союз, и в его годы это было только на руку. Быть может, обстановка разрядится и все эти длительные распри отойдут за дальний, некогда враждебный горизонт. И все же, горизонты на самом деле не менялись; они всегда оставались лишь горизонтами, далекими, плоскими, подсвеченными цветом тьмы.

Ему удалось выжить, и Родченко понимал, что для выживания надо защищать себя с как можно большего числа направлений. Он также внедрился в как можно большее число подразделений различных международных организаций. И работал не покладая рук, чтобы стать доверенным лицом генерального секретаря; он был экспертом по сбору информации для Комитета; он первый наладил контакт с американской организацией, известной ему одному в Москве как «Медуза», через которую по всей России и странам Варшавского договора производились уникальные поставки. С другой стороны, он был еще связан с парижским монсеньером, Карлосом Шакалом, которого не раз отговаривал или откупал от контрактов, которые могли указать на Советский Союз. Он был идеальным бюрократом, работавшим за кулисами международной сцены, не желая ни аплодисментов, ни известности — всего лишь выживания. Тогда зачем он сделал то, что сделал? Был ли это просто опрометчивый поступок, вызванный усталостью, страхом и плохим предчувствием? Нет, это было логичное расширение событий, согласующееся с нуждами его страны и, превыше всего, с абсолютной необходимостью того, чтобы Москва отрешилась навсегда и от «Медузы», и от Шакала.

По словам генерального консула в Нью-Йорке, Брюс Огилви в Америке был конченным человеком. Консул предложил предоставить ему убежище, а в обмен постепенно абсорбировать милиарды его активов в Европе. Что беспокоило генерального консула в Нью-Йорке, так это не финансовые манипуляции Огилви, нарушившие больше законов, чем существовало судов для разбирательства, а скорее убийства, которые, насколько было известно консулу, широко им практиковались и включали убийство верховного главнокомандующего НАТО. Вдобавок к этим ужасам, в Нью-Йорке считали, что Огилви, чтобы предотвратить конфискацию нескольких своих компаний, заказал дополнительные убийства в Европе, в основном тех немногих влиятельных людей в разных фирмах, кто понимали сложные международные связи, которые могли привести к великой юридической фирме и непроизносимому кодовому названию «Медуза». Если бы эти заказные убийства были совершены в то время, когда Огилви был в Москве, возникли бы вопросы, которые Москва не могла допустить. А потому доставить его в Советский Союз и вывезти обратно как можно скорее — легко сказать, да трудно выполнить. Неожиданно, заметил Родченко, в этот danse macabre встрял этот параноидальный парижский монсеньер. Было необходимо встретиться немедленно! Карлос откровенно прокричал свое требование по общественному телефону. Но надо было принять все меры предосторожности. Шакал, как обычно, потребовал, чтобы это было публичное место, где много народу, со множеством доступных выходов, где он мог бы кружить, как ястреб, не показываясь, пока его профессиональные навыки не будут удовлетворены. Еще через два звонка из разных мест встреча была назначена. Собор Василия Блаженного на Красной Площади во время вечернего наплыва туристов. В затененном углу справа от алтаря, где есть занавешенные выходы наружу. Готово!

Потом, после этого третьего звонка, как гром среди ясного неба, Григорию Родченко пришла мысль столь драматически дерзкая и одновременно столь очевидная и простая, что у него перехватило дыхание. Это было решение, которое могло полностью отдалить советское правительство от любых связей и с Шакалом, и с Огилви из «Медузы», если это потребуется цивилизованному миру.

Очень просто: свести не знакомых друг с другом Шакала и Огилви, хотя бы на минуту, лишь бы достаточно долго, чтобы они оказались в пределах одного фотокадра. Это все, что было нужно.

Вечером он пошел в Дипломатическую службу и запросил краткую встречу с Огилви. Во время этой очень дружественной и непринужденной беседы Родченко ожидал его перехода к откровенности — который он весьма тщательно подготовил, проведя необходимое расследование.

— Летом вы отдыхаете на мысе Код, да? — поинтересовался генерал.

— В основном, только уикэнды. А жена и дети живут там весь сезон.

— Когда я работал в Вашингтоне, у меня были два хороших друга на мысе Код. Я провел с ними несколько чудных, как вы говорите, уикэндов. Возможно, вы знаете моих друзей, Фростов — Гардли и Кэрол Фрост?

219