Гнездо черного дрозда стоит миллион франков. Необходима личная встреча с вами. Если заинтересовались, приходите к старой фабрике за углом через тридцать минут. Вам ничего не угрожает. Дополнительно получите 5000 франков, если придете один.
Борн зажал в руке салфетку и бумажку в сто франков и посигналил бармену, который с таким видом поправил свои очки в металлической оправе, как будто неизвестный клиент позволил себе какую-то дерзость. Его огромное тело неторопливо двинулось вперед, толстые руки в татуировках оперлись о стойку бара.
— Чего тебе? — не очень приветливо поинтересовался он.
— Я тут вам кое-что написал, — ответил Хамелеон, не мигая глядя на очки бармена. — Я один, и надеюсь, вы исполните мою просьбу. На моем солдатском теле много ранений, но я не бедняк.
Борн быстро, но осторожно — очень осторожно — взял руку бармена и вложил в нее записку и сто франков. Бросив напоследок выразительный взгляд на оторопевшего здоровяка, Джейсон повернулся и направился к двери, сильно прихрамывая.
Выйдя наружу, он быстро пошел по изрезанному трещинами тротуару в сторону выхода из переулка. Борн прикинул, что его представление в баре длилось около восьми-двенадцати минут. Понимая, что бармен следит за ним, он нарочно не стал смотреть, сидят ли еще его приятели за столом, но решил, что они пока не ушли. Обладатели безрукавки и армейской куртки находились не в самой лучшей форме, в их состоянии минуты не имели особого значения; он лишь надеялся, что полученные каждым пять сотен франков как-то повлияют на их чувство ответственности, и они уйдут вовремя. Как ни странно, он больше верил в Морриса-Рене, чем в молодого американца, называвшего себя Ральфом. У бывшего капрала Иностранного легиона был выработан безусловный рефлекс на выполнение приказов, он слепо будет ему повиноваться и в трезвом, и в пьяном виде. Джейсон очень на это рассчитывал — ему могла понадобиться их помощь, если только бармен из «Сердца солдата» воспринял всерьез солидную сумму, да и само предложение поговорить наедине с калекой, которого он мог спокойно убить одной рукой с наколками.
Борн ждал на улице, тусклые фонари в переулке почти не давали света, все меньше и меньше людей входили и выходили из закусочной, причем те, кто входил, находились в гораздо более хорошей форме, чем те, кто выходил, — и все они проходили, даже не удостаивая прислонившегося к кирпичной стене инвалида.
Инстинкт одержал верх. Моррис вытолкнул более молодого обладателя армейской куртки наружу, и когда тяжелая дверь захлопнулась, врезал американцу по лицу, неразборчиво призывая его слушаться приказов, потому что они стали богатыми и могут разбогатеть еще.
— Это лучше, чем если тебя подстрелят в Анголе! — закричал бывший legionnaire , достаточно громко, чтобы Борн смог разобрать его слова. — Но что они забыли в Анголе?
Джейсон остановил их, когда парочка уже шла по переулку, затащив обоих за угол кирпичного здания.
— Это я , — сообщил он командным голосом.
— Sacrebleu!..
– Что еще за дьявол!..
– Тихо! Можете сейчас заработать еще по пятьсот франков, если хотите. Не хотите, я найду еще двадцать желающих.
— Но ведь мы же товарищи! — запротестовал Моррис-Рене.
— Я надеру вам задницу за то, что так нас напугали… но мой приятель прав, мы товарищи — погоди-ка, Рене, а ты, случайно, не коммунист?
– Taisez-vous!
— Это значит «заткнись», — объяснил Борн.
— Я знаю . Я такое часто слышал…
— Слушайте меня. Через несколько минут из кафе может выйти бармен, чтобы встретиться со мной. Может , он выйдет, а может, и нет — я не знаю. Это тот лысый гигант в очках. Вы его знаете?
Американец пожал плечами, но бельгиец кивнул своей покачивающейся от возлияний головой.
— Это Санчес, и он espagnol.
— Испанец?
— Или latino-americain . Никто не знает.
Ильич Рамирес Санчес , подумал Джейсон. Карлос Шакал , родившийся в Венесуэле, террорист-изгой, с кем не смогли справиться даже Советы. Конечно же, он будет работать со своими земляками.
— А насколько хорошо ты его знаешь?
Теперь бельгиец пожал плечами.
— В «Сердце солдата» он царь и бог. Он способен пробить голову тому, кто будет себя плохо вести. Сперва он всегда снимает очки, а это первый признак того, что случится нечто, чего не хотели бы увидеть даже бывалые солдаты… Если он и правда придет сюда, чтобы с тобой встретиться, я бы посоветовал тебе делать ноги, пока не поздно.
— Он может придти сюда, потому что захочет со мной поговорить, а не чтобы что-то мне сделать.
— Тогда это не Санчес…
— Тебе не нужно знать подробностей, они тебя не касаются. Но если он все же выйдет из этой двери, я хочу, чтобы ты вовлек его в беседу, сможешь это сделать?
– Mais certainement. Я несколько раз отсыпался на его диване наверху, Санчес меня лично относил, когда приходили уборщицы.
— Наверху?
— Он живет над кафе, на втором этаже. Говорят, что он никогда никуда не выходит, даже на рынок. Для него все покупают другие или необходимое просто доставляют к двери.
— Понятно. — Джейсон вытащил пачку денег и дал каждому нетвердо державшемуся на ногах товарищу еще по пятьсот франков. — Идите обратно в переулок, и если появится Санчес, ведите себя так, словно слегка перебрали. Попросите у него денег, выпивки, чего угодно.
Словно дети, Моррис-Рене и Ральф зажали в руках купюры, бросив друг на друга победный взгляд заговорщиков. Франсуа, этот сумасшедший legionnaire , сорит деньгами, словно сам их печатает! Их коллективный энтузиазм все увеличивался.