Ультиматум Борна - Страница 244

К оглавлению

244

— Ты слышал, что я сказал.

— Тогда, возможно, мама молодого Бенджамина застанет труп своего сына, когда вернется в Москву.

— Да будет так!

— Да будет?.. Что заставило тебя это сказать?

— Не знаю. Это показалось к месту.

— Заткнись! Пошли отсюда.

Глава 41

Ильич Рамирес Санчес дважды щелкнул пальцами в тени, поднявшись по короткой лестнице миниатюрного входа в небольшую церковь в «мадридском» Paseo del Prado , бульваре Прадо, держа в левой руке сумку. Из-за макета колонны с выемками появилась фигура, крепко сложенный мужчина лет шестидесяти. Он частично вышел на свет, долетавший от отдаленного фонаря. На нем была форма испанского армейского офицера, генерал-лейтенанта с тремя рядами полосок, пришитых к кителю. В руке он нес кожаный портфель; он чуть приподнял его и заговорил на языке этого комплекса.

— Заходи внутрь, в ризницу. Там ты сможешь переодеться. Этот не подходящий тебе по размеру пиджак охранника — отличная цель для снайперов.

— Приятно снова поговорить с кем-то на нашем языке, — сказал Карлос, следуя за ним внутрь маленькой церкви и закрывая за собой дверь. — Я твой должник, Энрике, — добавил он, окинув взглядом пустые ряды скамеек и мягкие огни на алтаре, поблескивавшем золоченым распятием.

— Ты уже больше тридцати лет мой должник, Рамирес, и я об этом ничуть не жалею, — тихо засмеялся солдат. Они прошли в правое крыло и вниз к ризничей.

— Тогда ты, наверное, не поддерживаешь контакт со своими родственниками в Баракоа. Родные братья и сестры самого Фиделя и наполовину так хорошо не живут.

— Как и сам сумасшедший Фидель, но ему нет до этого дела. Говорят, теперь он стал чаще мыться — думаю, это уже прогресс. Однако ты говоришь о моей семье в Баракоа; а как насчет меня , мой дорогой международный киллер? Никаких яхт, никакого почета, как тебе не стыдно! Если бы я тебя тогда вовремя не предупредил, тебя казнили бы здесь, в этом самом комплексе, тридцать три года назад. Если подумать, за стенами этой идиотской игрушечной церкви на Прадо, то, что ты убежал, было правильно. Переодетый в священника, фигуру, которая вечно смущает русских, как и большинство других.

— Разве ты хоть в чем-нибудь нуждался с тех пор, как я обустроился? — они вошли в небольшую панельную комнату, где, предположительно, прелаты должны были готовиться к службам. — Отказал я тебе хоть раз? — добавил Карлос, поставив тяжелую сумку на пол.

— Да я шучу, конечно, — возразил Энрике, дружелюбно улыбаясь и глядя на Шакала. — Куда девалось твое здоровое чувство юмора, мой старый злополучный друг?

— Мне сейчас не до него.

— Охотно верю. И, честно говоря, ты всегда был весьма щедр по отношению к моей семье на Кубе, и я благодарен тебе. Мои родители дожили свои дни в мире и комфорте, несколько в смущении, правда, но куда лучше всех, кого они знали… Это все было безумием. Революционеры, выброшенные их собственными революционными предводителями.

— Вы были угрозой для Кастро, как и Че. Теперь это в прошлом.

— Многое осталось в прошлом, — согласился Энрике, разглядывая Карлоса. — Ты сильно постарел, Рамирес. Где те пышные темные волосы и красивое волевое лицо с ясными глазами?

— Не будем об этом.

— Хорошо. Я толстею, ты худеешь; это говорит мне кое о чем. Насколько серьезно ты ранен?

— Я достаточно хорошо могу двигаться для того, что намерен провернуть — что я должен провернуть.

— Рамирес, что еще тебе нужно? — спросил вдруг ряженый солдат. — Он мертв! Москва утверждает, что это они убили его, но когда ты мне позвонил, я понял, что это сделал ты, ты убил его. Джейсона Борна больше нет! Твой враг покинул этот мир. У тебя явно проблемы со здоровьем; вернись в Париж и подлечись. Я выведу тебя наружу так же, как провел внутрь. Мы пойдем во «Францию», и я расчищу дорогу. Ты будешь курьером от коменданта «Испании» и «Португалии», который должен лично передать конфиденциальное послание на площадь Дзержинского. Такое здесь регулярно бывает; никто никому здесь не доверяет, особенно своим собственным воротам. Тебе даже не придется рисковать и убивать ни одного охранника.

— Нет! Я должен преподать урок.

— Тогда позволь мне сказать это по-другому. Когда ты позвонил с экстренными кодами, я сделал, что ты велел, потому что ты исполнил свои обязательства ко мне, обязательства, которые начались тридцать три года назад. Но сейчас есть другой риск — риски , если быть точным, — и я не уверен, что горю желанием пойти на них.

— Ты это говоришь мне? — вскричал Шакал, снимая пиджак мертвого охранника, под которым обнаружились туго затянутые чистые белые бинты без капли крови, державшие его правое плечо.

— Перестань ломать комедию, — мягко сказал Энрике. — Мы знали друг друга еще до того. Я обращаюсь к молодому революционеру, за которым вышел из Кубы с титаном мысли по имени Санчес… Как у него дела, кстати? Фидель по-настоящему боялся его.

— Вполне неплохо, — ответил Карлос невыразительно. — Но мы перенесли «Сердце солдата».

— Он по-прежнему увлекается своими садами — его английскими садами?

— Да.

— Мне кажется, ему надо было стать пейзажистом или цветоводом. А я мог бы стать отличным агрокультурным инженером, агрономом, как их называют — именно так мы с Санчесом и встретились, ты знаешь… Мелодраматические политики изменили наши жизни, не так ли?

— Политические преступления изменили их. Фашисты повсюду изменяли их.

— И теперь мы хотим быть, как фашисты, а они хотят взять все не самое ужасное от нас, коммунистов, и прикормить немного деньгами — что вообще-то не работает, но идея хорошая.

244