Ультиматум Борна - Страница 138

138

На другом конце линии в Виргинии послышался вздох.

— Да, поможет. Если бы ты был добропорядочным гражданином и имел представление о Гражданской Войне, а не был полным ничтожеством, то и сам все понял.

— Что все это значит?

— Иди на старое поле сражения у Спуска Форда. Это национальная достопримечательность, там везде указатели. Вертолет будет через тридцать минут, и не вздумай ни с кем разговаривать!

— Ты знаешь, как обидно тебя слушать? А ведь это меня жестоко мучили…

– Отбой!

Борн вошел в «Пон-Рояль» и тут же направился к ночному портье, вытащил пятисотенную банкноту и без лишних движений вложил ее в руку служащего.

— Меня зовут Симон, — улыбнулся он. — Меня какое-то время не было. Для меня что-нибудь есть?

— Сообщений нет, мсье Симон, — последовал тихий ответ, — но снаружи расположились двое — один на улице Монталамбер, другой на дю Бак.

Джейсон вытащил бумажку в тысячу франков и протянул ее портье.

— Я плачу за такие зоркие глаза, и плачу хорошо. Так держать.

— Конечно, мсье.

Борн направился к лифту с медными ручками. Поднявшись на свой этаж, он стремительно преодолел пересекающиеся коридоры и вошел в номер. Ничего не изменилось; все осталось на тех же местах, где было до его ухода, за исключением того, что постель оказалась прибранной. Постель. О, Боже, ему нужен отдых, нужен сон. Больше так не может продолжаться. Что-то происходило внутри него — не хватало сил, не хватало дыхания. А ему было необходимо и то, и другое, причем как никогда раньше. О, Господи, как же хочется прилечь… Нет. Еще оставалась Мари. Оставался Бернардин. Он подошел к телефону и по памяти набрал номер.

— Прошу прощение за опоздание, — сказал он.

— Четырехчасовое опоздание, mon ami. Что случилось?

— Нет времени рассказывать. Что насчет Мари?

— Ничего. Абсолютно ничего. Ее нет ни на одном международном рейсе, который сейчас в воздухе или должен вскоре взлететь по расписанию. Я даже проверил линии из Лондона, Лиссабона, Стокгольма и Амстердама — ничего. Нигде не значится имя Мари Элизы Сен-Жак Вебб, находящейся на пути в Париж.

— Оно должно где-то быть. Не может быть, чтобы она передумала, это на нее не похоже. И она не знает, как обойти иммиграционный контроль.

— Повторяю. Ее нет ни в одном списке пассажиров ни одного международного рейса, направляющегося в Париж.

– Проклятье!

— Я продолжу попытки, мой друг. У меня в ушах еще звенят слова Святого Алекса. Нельзя недооценивать la belle mademoiselle.

— Она не мадемуазель, она моя жена… Она не одна из нас, Бернардин, она не агент на задании, который может обмануть всех раз, другой и третий. Она так не сможет. Но она летит в Париж. Я знаю это!

— А авиакомпании нет, что еще я могу сказать?

— Что и сказали, — ответил Джейсон, его охватило чувство, что легким не хватает воздуха, а веки сейчас закроются сами. — Продолжайте поиск.

— А что случилось сегодня? Скажите мне.

— Завтра, — ответил Дэвид Вебб еле слышным голосом. — Завтра… Я слишком устал, а мне надо стать другим.

— О чем ты говоришь? У тебя даже голос изменился.

— Ни о чем. Завтра. Мне нужно подумать… Или, может быть, мне не следует думать.

Мари стояла в очереди на прохождение паспортного контроля в аэропорту Марселя, к счастью, из-за раннего часа, очередь была небольшой и навевала скуку. Мари положила паспорт на конторку.

– Americaine, — произнес полусонный служащий. — Вы здесь по делу или путешествуете, мадам? — спросил он по-английски с сильным акцентом.

— Je parle francais, monsieur. Je suis canadienne d’origine — Quebec. Separatiste.

— Ah, bien! — глаза заспанного сотрудника таможенной службы раскрылись немного шире, когда он перешел на французский. — Вы по работе?

— Нет, это поездка за воспоминаниями. Мои родители родом из Марселя, они оба недавно умерли. Я хочу повидать их родные места, узнать, где они жили — словом, я здесь за тем, что пропустила.

— Как это трогательно, милая леди, — сказал служащий, оценив весьма симпатичную путешественницу. — Может быть, вам будет нужен гид? В этом городе нет такого места, которое бы не отпечаталось навечно в моей голове.

— Вы очень любезны. Я буду в «Sofitel Vieux Port». Как вас зовут? Мое имя вам уже известно.

— Лафонтен, мадам. К вашим услугам!

– Лафонтен? Не может быть.

— Именно так!

— Как интересно.

— Я вообще очень интересный человек, — заметил работник таможни, полуприкрыв глаза, но не от сонливости, беспечно ставя штемпели своими резиновыми печатями на документы «туристки». — Всегда к вашим услугам, мадам!

«Я знаю, как общаться с подобными типами», — думала Мари, направляясь в зал выдачи багажа. Теперь она сможет сесть на внутренний рейс до Парижа под любым именем.

* * *

Франсуа Бернардин вздрогнул и проснулся; он приподнялся на локтях, нахмурился и задумался. Она летит в Париж, я знаю это! Слова ее мужа, а он-то ее должен знать лучше всех. Ее нет ни в одном списке пассажиров ни одного международного рейса, направляющегося в Париж. Его собственные слова. Париж. Ключевым словом является «Париж»!

А если допустить, что это не Париж?

Ветеран Второго Бюро стремительно выбрался из постели, освещаемый утренними лучами солнца, пробивавшимися через высокие узкие окна его квартиры. Наспех побрившись, он закончил умываться, оделся и спустился на улицу к своему «пежо», где под дворником на ветровом стекле красовалась неизбежная квитанция за неправильную парковку — увы, это больше нельзя было исправить тихим телефонным звонком. Он вздохнул, снял ее со стекла и сел за руль.

138