— Он ушел. Клянусь вам, его нет. — Хамелеон спрыгнул со стола, шею свело от боли. — Пора начинать.
Оркестр ударных инструментов продолжал свое оглушающее выступление, но теперь лишь в застекленном вестибюле и смежной с ним гостиной. По приказу Сен-Жака, все динамики были отключены, а сам владелец «Транквилити Инн» вместе с канадским доктором и беспрестанно щебечущим Причардом под охраной двух коммандос с «узи» покинули необитаемую виллу. Помощнику управляющего было сказано вернуться в вестибюль и никому ничего не говорить о том, чему он стал свидетелем за последний час.
— Я буду нем как рыба, сэр. А если спросят, скажу, что по телефону разговаривал с властями с Монтсеррат.
– О чем же? — поинтересовался Сен-Жак.
— Ну, я подумал…
— Не думай. Ты проверял работу горничных на западных виллах, и это все.
— Да, сэр. — Обиженный Причард направился к двери конторы, которую только что открыл безымянный доктор из Канады.
— Неважно, проговорится он или нет, — заметил доктор после ухода помощника. — Там настоящий зоопарк в миниатюре. Смесь вчерашних событий, сегодняшнего солнца и алкогольной невоздержанности вечером приведут к чувству глубокого разочарования утром. Джон, моя жена полагает, что вашему метеорологу почти нечего будет сказать.
— Да?
— Он и сам слегка приложился, но даже если он останется наполовину трезвым, для него не найдется и пяти адекватных слушателей.
— Лучше я тоже спущусь туда. Мы можем превратить вечеринку в небольшой carnivale. Это сэкономит Скотти десять тысяч долларов, и чем больше будет шума, тем лучше. Я поговорю с музыкантами и барменом и сейчас вернусь.
— Нам нельзя здесь оставаться, — сказал Борн, когда его шурин ушел, и из личной ванной Сен-Жака в кабинет вошла крепкая чернокожая девушка в полной экипировке сиделки.
— Очень хорошо, дитя мое, ты отлично выглядишь, — сказал француз. — Теперь слушай, я буду держать тебя за руку, пока мы будим ходить и говорить, но когда я сожму тебе руку и повышу голос, и скажу, чтобы ты оставила меня, ты так и сделаешь, поняла?
— Да, сэр. Я должна быстро уйти, дуясь на вас за то, что вы такой нелюбезный.
— Именно. И не надо бояться, это просто игра. Мы хотим поговорить с одним очень стеснительным человеком.
— Как ваша шея? — спросил доктор, глядя на Джейсона и не видя повязки, спрятанной под коричневым воротником рубашки.
— С ней все в порядке.
— Давайте посмотрим, — предложил канадец и шагнул вперед.
— Спасибо, доктор, не сейчас. Я бы посоветовал вам спуститься вниз и присоединиться к вашей жене.
— Хорошо. Я так и думал, что вы это скажете, но позвольте мне кое-что сообщить вам очень быстро.
– Очень быстро.
— Я врач, и мне приходилось делать много такого, что мне не нравилось, и это как раз такой случай. Но когда я думаю о том молодом человеке, и о том, что с ним случилось…
– Прошу вас, — перебил Джейсон.
— Да, да, я понимаю. В любом случае, я всегда к вашим услугам, я просто хотел, чтобы вы это знали… Я не слишком доволен своими предыдущими словами. Я видел то, что видел, и у меня есть имя, и я готов давать показания в суде. Другими словами, я готов помогать следствию.
— Доктор, не будет ни суда, ни допроса свидетелей.
— Правда? Но ведь это серьезные преступления!
— Мы знаем, что это такое, — перебил Борн. — Мы высоко ценим вашу помощь, но остальное вас не касается.
— Понятно, — сказал доктор, с интересом поглядывая на Джейсона. — Ну, тогда я пойду. — Канадец приблизился к двери и обернулся. — Будет лучше, если вы потом позволите мне осмотреть вашу шею. Если вы ее не лишитесь.
Доктор ушел, и Борн повернулся к Фонтейну.
— Мы готовы?
— Готовы, — ответил француз, мило улыбаясь рослой, импозантной и заинтригованной чернокожей девушке. — А что вы, моя милая, собираетесь делать с деньгами, которые сегодня заработаете?
Девушка смущенно хихикнула, обнажив в улыбке блестящие белые зубы.
— У меня есть парень. Куплю ему хороший подарок.
— Чудесно. Как зовут твоего друга?
— Измаил, сэр.
— Идем, — решительно произнес Джейсон.
Осуществить план было легко, как и любую хорошую стратегию, какой бы она ни казалась сложной. Маршрут движения старого Фонтейна по территории «Транквилити Инн» был тщательно разработан. Сперва Фонтейн с девушкой должны были возвратиться на его виллу, как бы для того, чтобы проведать его больную жену перед тем, как отправиться на обязательную вечернюю прогулку, благотворную с медицинской точки зрения. Они должны были оставаться в пределах главной освещенной аллеи, время от времени прохаживаясь по лужайкам, но оставаясь в пределах видимости — капризный старик, ведомый своими причудами, и раздосадованная спутница. Это была картина, которую можно наблюдать по всему миру — слабый, раздражительный старикан, разменявший восьмой десяток, третирующий своего опекуна.
Двое бывших королевских коммандос, один небольшого роста, другой довольно высокий, выбрали несколько точек, где француз с «сиделкой» должны были развернуться и сменить маршрут. Когда старик с девушкой переходили на следующий запланированный отрезок маршрута, второй коммандос в темноте опережал своего напарника до следующего пункта, используя им одним известные невидимые тропинки, типа той, которая шла от вилл над берегом к нижнему пляжу через буйную тропическую растительность. Чернокожие охранники передвигались по джунглям, словно два огромных паука, стремительно и легко перебираясь с веток и камней на сучки и лианы, не отставая от охраняемых. Борн следовал за вторым коммандос, его рация работала на прием, и сквозь помехи слышался сердитый голос Фонтейна.