— Ты чертов маньяк! — перебил Бенджамин, на его лбу выступили вены. — Я же могу убить «некоторых » — и даже больше, чем некоторых! Ты псих!
— В данный момент я самый рационально мыслящий человек, которого ты когда-либо видел, — грубо и быстро перебил его Джейсон. Паникующие постоянные сотрудники Новгорода все ломились мимо. — Ни один здравомыслящий генерал советской армии — той самой армии, что отвоевала обратно Сталинград, — не сможет не согласиться со мной… Это называется «оценка потерь», и есть очень веская причина для этой гадкой формулировки. Она просто означает, что ты платишь гораздо меньше за то, что получаешь сейчас, чем заплатил бы потом.
— Ты просишь слишком многого! Эти люди — мои товарищи, мои друзья; они русские. Ты бы стал стрелять в толпу американцев? Одно неверное движение рук — хоть на дюйм, хоть на два с калашником — и я изувечу или убью с полдюжины людей! Риск слишком велик!
— У тебя нет выбора. Если Шакал пройдет мимо меня и я его узнаю, — я брошу гранату и убью хоть двадцать человек.
— Ты сукин сын!
— Не сомневайся, Бен. Где Карлос, там я сукин сын. Я не могу больше позволить ему уйти — мир не может его больше терпеть. Действуй!
Тренер по имени Бенджамин плюнул Борну в лицо, потом развернулся и стал пробиваться к будке и не видимому за ней трупу полковника. Почти бессознательно Джейсон вытер лицо тыльной стороной ладони, сосредоточив все внимание на огороженной стоянке, быстро переводя глаза от одной тени к другой, пытаясь сфокусироваться на месте, откуда были выстрелы, при этом зная, что это бессмысленно; Шакал давно уже сменил позицию. Он пересчитал остальные машины на стоянке, кроме цистерны; там было девять припаркованных вдоль забора машин: два больших фургона, четыре седана и три маленьких фургона, все американского производства — или подделанные под таковые. Карлос прятался за одним из них или, возможно, за грузовиком, что мало вероятно, поскольку грузовик стоял дальше всего от открытых ворот, через которые можно было выйти к будке и, следовательно, к тоннелю.
Джейсон лег и пополз вперед; он достиг невысокого забора. За спиной у него оглушительно бушевал кромешный ад. Каждый мускул и хрящ в его ногах и руках ныл от боли; по всему телу пробегали судороги. Не думай о них, не признавай их. Ты слишком близок, Дэвид! Не останавливайся. Джейсон Борн знает, что делать. Доверься ему!
Аахх! Он перекатился через забор; рукоятка его штыка в ножнах впилась ему в почку. Боли нет! Ты слишком близко, Дэвид-Джейсон. Доверься Джейсону!
Прожекторы — кто-то что-то нажал, и они сошли с ума, описывая резкие, ослепительные круги, без контроля! Куда пойдет Карлос? Где он спрячется? Лучи беспорядочно проникали повсюду! Вдруг откуда-то выехали две полицейские машины, визжа сиренами. Из всех дверей повыскакивали люди в форме и, вопреки всем его ожиданиям, стали пробираться к забору позади автомобилей и фургонов, один за другим перебегая от одной машины к другой к открытым воротам, которые вели к будке и тоннелю.
И тут случился пробел в пространстве и во времени . В людях! Последние четыре человека, вышедшие из второй машины, неожиданно остались втроем — и всего через мгновение появился четвертый — но он изменился — форма была другой! На ней появились оранжевые и красные пятна, офицерская фуражка с козырьком перетянута золотой лентой, а сам козырек был слишком длинным для американской армии, а кокарда — слишком остроконечной. Что же это было?.. И тут Борн неожиданно понял. Из закоулков его памяти всплыли фрагменты многолетней давности, из Мадрида или Касавьехи, когда он пытался проследить контракты Шакала с фалангистами. Это была испанская форма! Точно! Карлос пробрался через испанский комплекс, и поскольку по-русски он говорил свободно, он использовал форму высокопоставленного офицера, чтобы выбраться из Новгорода.
Джейсон вскочил на ноги, подняв автомат, и побежал через площадку, доставая левой рукой предпоследнюю шашку. Он выдернул чеку и швырнул шашку вверх над машинами, за забор. Бенджамин не мог увидеть это из будки и принять за условленный сигнал к тому, чтобы закрыть ворота тоннеля; этот сигнал тоже скоро будет — может, через несколько секунд, — но в тот момент было еще рано.
– Это срочно! — воскликнул один из бегущих.
– Скорее! — крикнул другой, обгоняя трех своих спутников и направляясь к открытой секции забора. Прожекторы продолжали свой безумный танец. Борн насчитал семь фигур, когда они один за другим прошли через ворота, вливаясь в толпу у входа в тоннель. Восьмой не появился; офицерскую испанскую форму видно не было. Шакал был в ловушке!
Сейчас! Джейсон выхватил последнюю шашку, зажег ее и изо всех сил бросил над головами бегущих людей в сторону будки. Действуй, Бен! — молча крикнул он, доставая из кармана предпоследнюю гранату. Действуй немедленно!
Словно в ответ на его лихорадочную молитву, громогласный рев донесся со стороны тоннеля — истерические вопли протеста, визг и крики бушующего хаоса. Две быстрых, оглушительных очереди из автомата, затем непонятные русские команды по громкоговорителям… Еще одна очередь, и тот же голос продолжил, еще громче, даже более властно, и толпа ненадолго, но ощутимо притихла, чтобы тут же возобновить вопли с прежней громкостью. Борн оглянулся и с удивлением увидел сквозь слепящие лучи вращающихся прожекторов фигуру Бенджамина, который теперь стоял на крыше бетонной будки. Молодой тренер кричал что-то в мегафон, призывая толпу следовать его указаниям. И, какими бы эти указания ни были, им подчинились! Толпа постепенно, потом приняв общую направленность, начала двигаться в противоположную сторону — подобно единому войску, двинулась назад, на улицу! Бенджамин зажег свою шашку и помахал ею, указывая на север. Он слал Джейсону свой собственный сигнал. Не только был закрыт тоннель, но и толпу удалось прогнать, никого не застрелив из АК-47. Он нашел для этого способ.