Ультиматум Борна - Страница 169

К оглавлению

169

— Не уйду! Я должна найти его. Где он?

— Вы уйдете , или у вас будет шанс найти только его труп. Для вас есть послание в парижской «Трибюн »…

— Оно в моем кошельке. Финансовая страничка. «Амам »…

— Перезвоните через несколько часов.

— Вы не можете поступать со мной так.

— Это вы не можете поступать так с ним . Вы убьете его! Убирайтесь отсюда. Сейчас же!

Едва не ослепнув от ярости, страха и слез, Мари направилась к левой стороне вестибюля, сгорая от желания оглянуться, но прекрасно понимая, что этого делать нельзя. Она дошла до узких двойных стеклянных дверей и столкнулась с портье в униформе, заносящим чемоданы.

— Извиняюсь, мадам!

– Moi aussi , — бросила она, протискиваясь мимо багажа, и вышла на тротуар. Что может она сделать? Что она должна сделать? Дэвид где-то в отеле — в отеле! И странный мужчина узнал ее и велел ей уйти — уйти из отеля! Что происходит?.. Боже, кто-то пытается убить Дэвида! Пожилой француз так и сказал… Кто же он… кто они? Где они?

Помоги мне! Ради Бога, Джейсон, скажи, что мне делать. Джейсон? .. Да, Джейсон… помоги мне! Она стояла, застыв, на тротуаре. От полуденного потока машин отделялись такси и лимузины и подъезжали к парковке отеля, где под большим козырьком швейцар, весь в золотых тесемках, встречал новоприбывших и проживающих и рассылал портье во всех направлениях. Под козырек медленно вкатился длинный черный лимузин с небольшой неброской религиозной эмблемой на пассажирской двери, крестообразный герб какого-то высокого церковного чина. Мари уставилась на эмблему; она была круглой и не более шести дюймов в диаметре, сфера королевского пурпурного цвета, окружающая вытянутый золотой крест. Мари вздрогнула и затаила дыхание; теперь ее паника приобрела новое измерение. Она видела эту эмблему раньше, и та внушала ей ужас.

Лимузин остановился; улыбающийся, кланяющийся швейцар открыл обе дверцы со стороны тротуара, и из них появились пять священников: один с переднего сиденья, четверо — из просторной задней секции. Эти последние тут же влились в полуденную толпу прохожих на тротуаре: двое вперед, двое назад, при этом один из них проскользнул мимо Мари, задев ее черной накидкой, его лицо было так близко, что она могла видеть сверкавшую греховность глаз человека, который не имел отношения к религии… И тут ассоциация с эмблемой, религиозным гербом, снова вернулась!

Годы назад, когда Дэвид — когда Джейсон — находился под пристальным наблюдением Панова, Мо велел ему зарисовывать любые образы, которые он вспоминал. Время от времени появлялся этот ужасный круг с вытянутым распятием… неизменно разорванный в клочья или истыканный острием карандаша. Шакал!

Неожиданно ее взгляд замер на фигуре, пересекавшей улицу Риволи. Это был высокий мужчина в темной одежде — в темном свитере и брюках — и он хромал, маневрируя среди машин. Рукой он прикрывал лицо от мороси, которая скоро должна была превратиться в дождь. Прихрамывание было ложным! Нога выпрямилась только на мгновение, и движение плеча было характерным жестом, так хорошо ей знакомым. Это был Дэвид!

Другой, не более чем в восьми футах от нее, тоже увидел то, что увидела она. У рта мужчины тут же оказался миниатюрная рация. Мари рванулась вперед, выставив ногти, словно когти тигрицы, и набросилась на киллера в одежде священника.

– Дэвид! — прокричала она, раздирая в кровь лицо человека Шакала.

На улице Риволи прогремели выстрелы. Толпа запаниковала, многие побежали в отель, другие побежали прочь от крытого подъезда, все кричали, визжали, искали защиты от смертоносного безумства, неожиданно возникшего на цивилизованной улице. В яростной борьбе с человеком, который хотел убить ее мужа, бравая канадская девушка выхватила автоматический пистолет из его пояса и выстрелила ему в голову; кровь и куски кости полетели в воздухе.

– Джейсон! — крикнула она снова, когда киллер упал, тут же сообразив, что стоит одна рядом с трупом — и теперь она была мишенью! Тут же близость смерти сменилась неожиданной возможностью жизни. Старый аристократический француз, узнавший ее в вестибюле, проломился через передний вход, стреляя из пистолета по черному лимузину. На мгновение он замер, чтобы сменить цель, и разнес ноги «священника», целившегося в него.

— Эй, друг! — прокричал Бернардин.

— Здесь! — отозвался Борн. — Где она?

– A votre droite! Aupres de … — из-за двойных стеклянных дверей вырвался выстрел. Падая, ветеран Бюро выкрикнул: — Les Capucines, mon ami. Les Capucines! — и Бернардин уткнулся в тротуар; второй выстрел оборвал его жизнь.

Мари была так парализована ужасом, что не могла пошевелиться. Все смешалось, ураган ледяных частиц врезался в ее лицо с такой силой, что она не могла ни думать, ни искать смысл. Потеряв контроль, она упала на колени, потом рухнула на улице, крича:

— Мои дети… о, Боже , мои дети!

– Наши дети, — сказал Джейсон Борн, чей голос не был похож на голос Дэвида Вебба. — Мы убираемся отсюда, понимаешь?

— Да… да! — Мари неловко, болезненно подогнула под себя ноги и поднялась с помощью мужа, которого она и знала, и не знала. — Дэвид?

— Конечно, Дэвид. Пойдем!

— Ты меня пугаешь…

— Я сам себя пугаю. Идем! Бернардин дал нам выход. Беги за мной; держись за мою руку!

Они побежали по улице Риволи, свернули на восток на бульвар Сен-Мишель и бежали, пока присутствие парижских прохожих в их nonchalance de jour не дало им понять, что они уже в безопасности от ужасов «Мориса». Они остановились в переулке и держали друг друга.

169