— Эй, farabutto! Не смейте так со мной разговаривать!
— Я буду разговаривать с вами так, как мне удобно… С виду, и это помогает вам во время переговоров, вы очень мужественны, этакий мачо, — юрист невозмутимо закинул ногу на ногу. — Но внутри вы другой, не так ли? У вас податливое сердце, или, может быть, кое-что еще, когда дело касается молодых мужчин.
– Silenzio! — итальянец вскочил с дивана.
— Я не собираюсь использовать эти сведения вам во вред. С другой стороны, не думаю, что обсуждения прав сексменьшинств занимают первое место в повестке дня собраний Коза Ностры, как вы полагаете?
— Ах вы, сукин сын!
— Знаете, когда я был молодым военным адвокатом в Сайгоне, мне довелось защищать лейтенанта-кадровика, замеченного в flagrante delic to с вьетнамским мальчишкой, который зарабатывал на жизнь проституцией. С помощью юридических ухищрений, используя допускающие двоякое толкование положения военного кодекса в отношении гражданских лиц, мне удалось спасти его от позорного изгнания, но было очевидно, что ему придется оставить службу. К сожалению, он так и не вернулся к нормальной жизни — застрелился через два часа после оглашения приговора. Видите ли, он стал изгоем, позорящим своих сослуживцев, и не смог этого вынести.
— Говорите, что вы там хотели, — сказал крестный отец Луис тихим и подавленным голосом, полным ненависти.
— Благодарю… Во-первых, я оставил конверт на столике в вашей прихожей. В нем гонорар за трагическую гибель Армбрустера в Джорджтауне и не менее трагическое убийство Тигартена в Брюсселе.
— Из того, что мы вытянули из еврейского доктора, — перебил мафиози, — следует, что вас интересуют еще двое. Посол в Лондоне и тот адмирал из объединенного комитета. Не хотите прибавить еще один бонус?
— Может быть, чуть погодя, не сейчас. Им мало что известно, а про финансовые операции они вообще ничего не знают. Бартон считает, что мы представляем собой организацию, лоббирующую определенные интересы ультраконсервативных ветеранов Вьетнама, — с юридической точки зрения, это для него проблема, но нельзя забывать, что он патриот. Аткинсон просто богатый дилетант, он делает то, что ему говорят, но он не знает, зачем это делает и кто это придумал. Он сделает что угодно, лишь бы ублажить английское правительство; и он был связан только с Тигартеном… Конклин напал на настоящую жилу в лице Свайна, Армбрустера, Тигартена и, естественно, ДеСоле, но последние два — всего лишь прикрытие, респектабельное прикрытие. Интересно, как это получилось?
— Когда я это выясню, а я выясню это, то бесплатно сообщу вам.
— Да? — адвокат поднял брови. — И как вы это сделаете?
— Мы это потом обсудим. Что у вас еще?
— Две вещи, обе чрезвычайно важные, и первую я сообщу вам тоже бесплатно. Избавьтесь от своего любовника. Он ходит туда, куда ему ходить не следует, и сорит деньгами, как дешевый фраер. Говорят, он хвастает своими связями с высшим светом. Мы не знаем, что еще он говорит и что ему известно, но он нас беспокоит. Думаю, вам это тоже не безразлично.
– Il prostituto! — взревел Луис, ударив сжатым кулаком по подлокотнику дивана. — Il pinguino! Ему не жить.
— Принимаю вашу благодарность. Другая вещь гораздо более важная, для нас, естественно. Это дом Свайна в Манассасе. Пропала книга, дневник, который адвокат Свайна в Манассасе — наш адвокат в Манассасе — не смог найти. Он лежал на полке, в таком же переплете, как и весь ряд книг на полке. Тот, кто это сделал, должен был точно знать, какую книгу брать.
— Так чего вы от меня хотите?
— Садовник был вашим человеком. Он делал там свою работу, и ему дали единственно надежный телефонный номер, а именно, телефон ДеСоле.
– И что?
— Чтобы выполнить свою миссию и наверняка подстроить самоубийство, он должен был тщательно изучить распорядок дня Свайна. Вы сами мне про это все уши прожужжали, когда затребовали свой грабительский гонорар. Не так сложно представить, как ваш человек заглядывает через окно в кабинет Свайна, где предположительно Свайн покончил с собой. Через какое-то время ваш человек замечает, что генерал постоянно берет с полки одну и ту же книгу, что-то в нее записывает, и возвращает на прежнее место. Это должно было его заинтересовать; он должен был решить, что книга содержит ценные записи. Так почему ему ее не взять? Я бы взял, и вы тоже. Так где же она?
Мафиози медленно, угрожающе поднялся на ноги.
— Послушайте меня, avvocato , бросайте эти свои прозрачные намеки, у нас нет никакой книги, и вот как я могу вам это доказать! Если бы у меня были в письменном виде какие-то сведения, компрометирующие вас, я бы уже махал ими перед вашим носом, capisce?
— В этом есть доля истины, — заметил элегантно одетый адвокат, переменив позу и снова закидывая ногу на ногу, пока обиженный мафиози с угрюмым видом садился обратно на диван.
— Это Фланнаган, — продолжал юрист с Уолл-стрит. — Конечно же… Фланнаган. Он и его сучка парикмахерша должны были как-то подстраховаться, без сомнения с нарушением условий сделки. Честно говоря, это меня успокаивает. Они не смогут этим воспользоваться, не выдав себя. Примите мои извинения, Луис.
— Вы закончили?
— Похоже, что так.
— Теперь поговорим о еврейской вонючке.
— А что такое?
— Как я уже говорил, он просто золотая россыпь.
— Полагаю, без историй болезней своих пациентов он немного стоит.
— Ошибаетесь, — возразил Луис. — Как я уже сообщал Армбрустеру, до того момента, когда он стал для вас помехой, у нас тоже есть врачи. Специалисты всех областей медицины, включая тех, которые занимаются моторикой и, как вам нравится это называть, «управлением механизмом памяти с помощью внешнего воздействия» — я специально запомнил. Это просто новый вид пушки у вашего виска, только после выстрела не будет крови.